Не-гусеничья сказилка

Эту сказилку писала не Гусеница. А Очень Хороший Человек, Пожелавший Остаться Неизвестным. Как я пообещала, имени не называю, но и присвоить себе сказилку не хочу. Тем более, что судьба у этой сказилки была трудная. Она провела несколько месяцев на шкафу, научилась охотиться на мух, скучать, впадать в некое подобие летаргического сна и все равно надеялась, что ее когда-нибудь напишут. Раз в неделю, когда со шкафа вытирали пыль, и сказилку брали на руки, она открывала глазки и раз за разом получала в ответ: «Не сейчас». И снова тянулись дни...

А потом сказилку все же сняли со шкафа, постирали в раковине с мылом, отмыли ей все грязные лапки, вытерли пушистым полотенцем, расчесали, накормили, напоили чаем, завязали бантик на макушке и — написали.

Та самая спасенная сказилка 🙂

К концу лета зарядили дожди. Земля на пустыре размокла и хлюпала, на дне консервной банки, заботливо укрытой ярким пластиковым пакетом, упрямо копилась ржавая лужица, и оно теперь все чаще коротало непогоду под навершием ворот, вместе с нахохлившимися воробьями.

Дождь постукивал серыми пальцами по неплотно пригнанным доскам; в щелях набухали капли. Оно ежилось и чихало, пугая воробьев, ерзало на жердочке и разглядывало людей.

Люди прятались под мокрыми зонтами. Но разглядывать их было интересно. Интереснее, чем короткую асфальтовую дорожку по другую сторону ворот, упиравшуюся в заросший травой пустырь.

Давным-давно на пустыре хотели сделать детскую площадку. С гремящей жестяной горкой, непременной кучей песка, радостно-скрипучими качелями и деревянными идолами Кота-в-Сапогах и Бабки-и-Дедки. С тех далеких пор остались только одинокие ворота с надписью «В сказку» и пустырь. На котором оно и завелось.

Завелось еще в начале лета, незадолго до солнцестояния. Во время одуванчиков, коротких светлых дождей, упругих облаков и вездесущей пыльцы. Тогда оно прыгало на надутых пакетах, пускало зайчиков консервными крышками, разглядывало жуков сквозь осколки бутылок и плело в траве гнезда. Чтобы лежать в теплых солнечных лучах и смотреть, как меняется цвет неба. Ему было весело. Но чем длиннее становились ночи, тем чаще оно задумывалось, что пора бы ему уже случиться.

Однако люди, ходившие мимо пустыря, и даже собачники из окрестных домов, регулярно посещавшие пустырь по важным делам своих псин, совсем не хотели, чтобы с ними что-то случалось.

И никто, совсем никто не верил в надпись на воротах.

А оно пряталось в своих травяных гнездах или в большой консервной банке под ярко-желтым пакетом, подглядывало за людьми и грустило. Недолго и несильно — облака еще были упруги, а ветер пах пыльной листвой и горячим асфальтом.

Но дожди шли все чаще и облака расползались по серому небу клочьями ваты. Ему начали сниться сны. Оно научилось зевать. И сидеть на жердочке целыми днями, печально разглядывая людей. Оно просто еще не знало. Что сны копятся внутри, мешаясь с солнечными зайчиками, облаками, одуванчиками и ожиданием осени, настаиваясь в настоящее. И что все чудеса обязательно случаются.